— Отдай машину, а?
— Зачем тебе? — не понял Федя.
— Ну… — Олеся глубоко задумалась. Зачем? — Она ведь дорогая… Тебе ни в жизнь столько не заработать… не зата… не заработать. Да.
— Отстань, ладно? — вяло буркнул Федя и упрямо взялся за руль.
Олеся отодвинулась в сторону, чтобы не погибнуть под колесами. Джип несколько раз дернулся — у Феди по пьянке обнаружились проблемы со сцеплением, и это страшно развеселило Олесю. Она пошла вдоль пыльной автострады, хихикая и оглядываясь на свой автомобиль и представляя, как удивится Таня, увидев ее в таком непотребном виде.
…Водитель ярко-красного грузовика «вольво» с белыми надписями «Кока-кола» на бесконечно длинном кузове с улыбкой смотрел на пьяную полуголую малютку, которая, вытягивая шею, заглядывала в кабину и просила «довезти до города». Если бы его, водительская, дочка рискнула отправиться на улицу в таких бесстыдных трусах, он задал бы ей ремня.
— Вина, что ли, нахлесталась? — спросил он у беспричинно хихикающей крошки.
— Шампанского, — улыбнулась Олеся. — У меня ребенок в парке остался…
— Сама ты ребенок, — ухмыльнулся водитель. — Как же тебя занесло в таком виде к черту на рога? Эх, дурочка…
«Конечно дурочка, — подумала Олеся, приваливаясь к мягкой спинке. — Но я же не виновата. Совсем ни в чем не виновата». Она закрыла глаза и вздохнула.
Таня брела по лесу и рыдала, размазывая слезы по щекам. Ей было страшно за Валерку. «Ты должна была бежать к машине, — твердила она себе, словно обвинения в собственный адрес могли что-либо изменить, — к машине, а не наоборот! Но сзади шел он, — тут же вспоминала Таня, — как же я могла? Тогда мне надо было обежать вокруг него, когда он свалился, а он схватил бы меня за ногу, да, точно, схватил бы… И нож! Он держал в кармане нож! Он собирался меня убить… Но Валерка!»
При мысли о ребенке, таком милом, толстом, ничего не понимающем, оставшемся лежать в корзине в плену у похитителя, слезы вновь подкатили к горлу. Таня опустилась на теплую землю, усыпанную хвоей, уткнулась лицом в колени и зарыдала в голос…
Но через пять минут она уже энергично двигалась по сосновому бору в сторону, как ей казалось, дороги. Слезы были нерациональны и, сколько бы она их ни проливала, никак не меняли положения дел. «Он, значит, везет неизвестно куда нашего сладкого розового пупсика, а я, как дура, как ирригационное сооружение, смачиваю почву ненужной водой!» Таню такая расстановка сил не устраивала. Ей было необходимо как можно скорее добраться до ближайшего пункта милиции, полиции, ГАИ, чего угодно, и сообщить, что похищен внук мэра. Составят фоторобот, перекроют все выезды из города, короче, поймают и обезвредят. Никуда он не денется на своей белой «ауди». Ребенка в корзине так просто не спрячешь. Надо только быстрее выбраться из леса…
Вадим поставил корзину на диван и вытер пот со лба.
— Да заткнись ты! — рявкнул он что есть мочи.
Приказание не возымело действия. Ребенок закатывался, брызгал капельками слез, наливался кумачом и яростно пинал ножками воздух.
Вадим, свирепо матерясь, ушел (вернее — ухромал) в другую комнату и плотно придавил за собой дверь. Но детские нескончаемые вопли доносились и сюда.
— Платон, это я.
— Что за звуки там у тебя? — удивился Платон, сочно похрюкивая.
«Жрешь небось опять, кабан», — зло подумал Вадим.
— Недоносок этот орет!
— Так скажи девчонке, пусть успокоит его! «Самый умный, блин!»
— Девчонки нет.
— Как нет? — Платон даже перестал жевать.
— Вот так, нет. Она попросила подругу прогуляться с коляской.
— И что?
— А сама пошла в кафе. — Ну?
— Что — ну? Я взял не ту девчонку.
Платон на другом конце провода неприветливо замолчал.
— Высадил в лесу, — продолжал повествование о своих горестях Вадим, хотел…
— Слушай, ты хоть не открытым текстом, — напряженно попросил Платон.
— И не получилось. Она сбежала.
— Ты что, больной?
— Наверное, — согласился Вадим. Давно он так капитально не ошибался. А так как я больной, то взятки с меня гладки. Ребенка сами забирайте, я его тут оставляю, он меня уже достал.
— Ты, Вадим, не просто больной. Ты делаешь блестящую заявку на стопроцентный кретинизм.
— Спасибо.
— Давай, родной, спускайся вниз. Там тебя наверняка ждут.
— Вот еще.
— А ты думал? Та девчонка, я не сомневаюсь, давно уже в милиции. Вещает о твоих подвигах, описывает твою чудесную морду. ОМОН роет копытом землю, спецназ полирует штыки.
— Да не могла она так быстро выбраться из леса. И вообще, из-за чего такая суета? Из-за какого-то бизнесменского заморыша?
— Да? — нехорошо ухмыльнулся Платон. — Заморыш-то приходится единственным внуком мэру Шлимовска. И если девчонка все еще в лесу, то осталась та, другая, которая была нам нужна и которую ты бесславно упустил. Чем сейчас, как ты думаешь, занимается дочка мэра?
Вадим вздохнул. Вот вляпался!
— Именно! Она вопит благим матом, требуя назад своего ребенка. Операцию ты уже провалил. Заказчику это не понравится. Но у нас в руках остается младенец, и при удачном раскладе еще можно рискнуть и пойти ва-банк. Попытаешься смыться, достану из-под земли. Так что сиди тихо, меняй памперсы, корми грудью и моли Бога, чтобы все обошлось.
— Я не знаю, что с ним делать, — в ужасе простонал Вадим. — Он все время орет.
— Ну, он не сложнее автомата Калашникова, я думаю, — холодно отмахнулся Платон. — Сиди и не высовывайся, понял? Все, пока. Неудачник.