Так же ушла куда-то мысль о похищенном Валерке. Его наверняка давно уже избавили от неприятного общества. Единственное страстное желание заполняло теперь всю Татьяну и сияло над ее головой космическим нимбом выжить!
Земляничные полянки встречались на ее пути с издевательской периодичностью — на завтрак, обед и ужин. Или это было несколько одних и тех же полян? К землянике Татьяна воспылала стойкой ненавистью — несмотря на то, что скромные невзрачные ягодки хоть как-то спасали ее от голода и жажды.
Не менее яростные чувства испытывала теперь лесная странница и к сотовой связи. Телефон, который, по идее, должен был давно выручить ее из беды, упорно безмолвствовал. По закону подлости, он, думала Таня, оживет и настойчиво затрезвонит в самый неподходящий момент — когда она, например, будет прятаться от медведя, маскируясь под пятилетнюю елочку.
— А если у меня начнутся критические дни? — с паническим ужасом спросила Татьяна у сосен и елей. — Критические дни! Надо же, какое милое придумано название для этой-неприятности. Только этого мне и не хватало. А по графику — самое время. Что же я тогда буду делать? Вертеть тампакс из мха, как это делали женщины на заре цивилизации?
От одного животрепещущего вопроса по короткой ассоциативной цепочке (критические дни — беременность — секс — муж) мысли кочевали к следующему: знает ли Алексей о ее исчезновении? Мчится ли домой из командировки спасать любимую жену?
— Не знает, — уныло констатировала Таня, продолжая лесной монолог. Откуда? Вряд ли он будет звонить, мы же договорились не тратить деньги на недешевые телефонные звонки, чтобы сказать друг другу то, о чем и так прекрасно знаем, — о взаимной любви. А если и позвонит, нарвется на длинные гудки, Я ведь не дома. Я здесь. С этой чертовой «соткой», которая не работает. А если позвонят родители из Екатеринбурга? Раньше воскресенья точно не позвонят, будут ждать льготного тарифа. А до воскресенья я пять раз успею погибнуть от жажды, страха и горя.
Последнюю фразу Татьяна добавила исключительно ради плавного завершения выраженной вслух мысли. Погибать она не собиралась ни за какие коврижки. Бывшая спортсменка, дзюдоистка, Таня была готова плутать по лесу еще неделю, да хоть две, но все-таки выбраться к людям. Впрочем, ей оставалось путешествовать по шлимовским джунглям вовсе не две недели, а пять дней.
Наградой за стойкость духа ей был маленький и холодный лесной ручеек, журчание которого показалось Тане таким же чудесным и мелодичным, как серебристые переливы арфы.
Вчерашняя поездка из аэропорта в город, в квартиру московского друга Лео Хантера, увенчалась закономерным финалом.
Развязная манера Маши себя вести, июньский зной, автобусная толчея привели к тому, что, доехав до места, Лео, парень молодой, здоровый, спортивный, был так же готов к сексуальному подвигу, как сдерживаемый доллар к скачку. А Маша была готова круглосуточно.
Абсолютное совпадение желаний Лео и Маши требовало решительных действий. Лимонное бюстье жалобно треснуло и порвалось по шву уже в прихожей. Три метра до комнаты стоили Маше юбки, а Лео утратил футболку и джинсы.
— Я бояться СПИДа, — признался он постфактум под струями прохладного душа.
— А я стригущего лишая, — простодушно ответила Мария. — Тоже гадость, знаешь ли. У меня в детстве был.
— У тебя ведь нет СПИДа? — с трогательной надеждой спросил Лео.
— Ха-ха! Заволновался! Раньше надо было думать! Если бы дело происходило где-нибудь в Европе или дома, в Америке, рациональный и педантичный Лео конечно же не забыл бы о необходимости презерватива, да и партнерша непременно проводила бы его настойчивым взглядом, требуя безопасности и гигиеничности. Но в России, где все было, по мнению Лео, перевернуто с ног на голову, где привычное благоразумие казалось скучной, нудной и даже постыдной чертой характера, нагловатая и веселая Маша не дала ему опомниться. Подаренное случайной знакомой наслаждение было больше, чем Лео мог себе представить. Он и не думал, что такое возможно. Или все дело было не в Машиной виртуозности, а именно в том, что он забыл укрепить боезаряд латексной прокладкой?
В общем, через два часа после знакомства в аэропорту московская журналистка Маша Майская обзавелась новым преданным рабом. Теперь Лео смотрел на нее как на божество и готов был самозабвенно любить ее. Вплоть до окончания его российской экспедиции…
— Квартирка так себе, — сообщила Маша, осматривая кухню. — Всего две комнаты, ремонта сто лет не было. Но телевизор, к счастью, работает. Я уже проверила.
О том, что можно было бы одеться, она и не подумала. Холодный кран привлек ее на целых три минуты, Маша жадно глотала хлорированную воду, а Лео, уже нацепивший свежую футболку и шорты, обессиленно сидел на табуретке и рассматривал свое приобретение. Через три минуты, когда Маша оторвалась от крана, он вновь бросился в атаку, плюнув на все меры предосторожности и контрацепции. Гулять так гулять!
На вторые сутки они все-таки вспомнили, что приехали в Шлимовск не только для встречи друг с другом и планомерной порчи мебели в квартире (у кровати уже что-то отвалилось внизу), но и для работы.
— Пойду на разведку, — сказала Маша и вытащила из сумки абрикосовое мини-платье. — Оранжевый оттеняет загар, правда?
Лео хотел сказать, что ей все идет, что ее загар бесподобен, что в таком коротком платье ее «разведка» неминуемо закончится каким-нибудь происшествием, но его природная молчаливость сейчас подпитывалась еще и лингвистическими трудностями, и он только кивнул. Он тоже начал одеваться.