— Я так тебя люблю.
— Тогда разводись. Будем вместе и днем, и ночью.
— Днем я работаю.
Ника промолчала. Мужчины умело игнорируют главное, цепляясь к малозначительным частностям: в предложении Ники основную нагрузку нес глагол «разводись», а не обстоятельство «днем и ночью». Она прекрасно знала, что днем он работает.
— Когда-нибудь я разведусь, — пообещал он наконец.
Когда-нибудь! Когда ей стукнет пятьдесят? До круглой даты осталось всего девять лет. По темпам развития их взаимоотношений он как раз и созреет к ее торжественному юбилею.
В очередной раз Нике не удалось исторгнуть из него конкретных обещаний, хотя страсть переполняла ее возлюбленного, он сжимал ее в объятиях крепко, почти яростно, и не хотел отрываться от ее губ.
Ника в нерешительности посмотрела на телефон. Как хочется поговорить! Медленно она набрала номер.
— Алло! Самарский у телефона, — тут же ответил Николай.
— Привет, — улыбнулась Ника. — Как дела?
— Ничего хорошего. Мои шансы победить на выборах медленно, но настойчиво тают.
— Только это тебя и волнует?
— Угу.
— Жена дома?
— Нет, — неожиданно признался Коля.
— Как? — удивилась Ника.
— Так. Отправил Алку с ребенком в путешествие. Пусть отдохнут от меня.
— Когда?
— Еще во вторник.
— Когда мы записывали «круглый стол»?
— Да.
— И ты ничего мне не сказал? — с обидой спросила Ника.
— Не сказал, — признался Самарский. — Но ты ведь меня простишь?..
О своей исключительной привлекательности для представителей сильного пола Оля Щеткина узнала еще в младенчестве. Ни от кого так настойчиво не требовал безупречного выполнения гимнастического этюда на бревне учитель физкультуры в школе, как от Олечки. Преподаватели-мужчины московского института, где Оля заочно училась на звукорежиссера, превратили три года учебы в пытку: ни один зачет или экзамен у нее не хотели принимать прежде, чем она не ознакомится с интерьером дачи экзаменатора. Теперь на ее голову свалился еще и господин Елесенко с его широкоизвестной любвеобильностью.
Спасибо, Ника Львовна предупредила подчиненную о страсти, внезапно овладевшей Иваном Степановичем. Конечно, адрес она рассекретила совсем зря, не стоило этого делать. Но хоть призналась. А то Ольга совсем бы растерялась, увидев в дверном глазке радостную физиономию Елесенко в зарослях красных роз.
— Добрый день, Оленька! — звучно провозгласил Иван Степанович, с трудом умещаясь в пространстве под косяком. Он влюбленно оглядел ее крошечный халатик без пуговиц и остался чрезвычайно доволен. — Удивлена?
— Не без того, — холодно ответила Ольга. Она не спешила притронуться к громадному букету роз, который ей настойчиво пытался всучить Иван Степанович. — Зачем пожаловали?
— Я тоже удивлен. Каким образом тебе удалось так долго скрываться в недрах телецентра? Почему я раньше тебя не видел? Я ведь днюю и ночую сейчас на телевидении.
— Мы заметили, — хмуро отозвалась Ольга. После ванны она успела надеть один только халат и сейчас чувствовала себя неловко. — Где вы взяли мой адрес?
— Ника подсказала.
— А зачем?
— Я хочу пригласить тебя на обед. Знаю одно уединенное и живописное местечко в лесу за городом. Давай устроим пикничок.
— Вот здорово! — язвительно воскликнула Оля. — Как вы вообще себе это представляете? Вы, известный человек в городе, отец семейства, конкурент мэра, ярый коммунист, в самый разгар избирательной кампании отправитесь веселиться за город в обществе девицы, чей возраст в два с половиной раза меньше вашего. Как расценят такой поступок партийные товарищи и избиратели? Вас не беспокоит вопрос чистой репутации?
— Так мы же не будем останавливаться на каждом перекрестке и кричать о нашем чудесном романе, — убедительно успокоил Елесенко. Конспиративненько. Как революционеры. Владимир Ильич нас бы понял.
— О каком романе вы говорите? — возмутилась Оля. Наглость громогласного и широкоформатного коммуняки не знала пределов. — Я вам ничего не обещала.
Она подумала о том, как трудно ей будет избавиться от этого нового поклонника, престарелого, но очень влиятельного.
— Это подразумевается, котенок. Куда ты денешься?
Ах, правда, куда она денется? Кто сможет ее защитить от любвеобильного Елесенко? Родители? Их сейчас нет. Ника? Та никогда ни с кем не ссорится, не захочет перечить и большому чиновнику обладминистрации.
— Проваливайте, — решительно сказала Оля и подтолкнула Елесенко к двери. — Никаких пикничков. Никаких чудесных романов. Идите, вас ждет осиротевший электорат. Вот станете мэром, тогда я подумаю об уединенном местечке за городом.
— Стану, — без тени сомнения кивнул Елесенко. — Но я не мальчик, чтобы мне выдвигали условия.
— Вы совсем не мальчик, — согласилась Оленька. — Но не собираетесь же вы меня насиловать?
Перспектива, наверное, показалась Ивану Степановичу столь чарующей, что его взор слегка затуманился.
— Конечно нет, — со вздохом разочарования ответил он. — Но очень хочется. Так. Хорошо. — Елесенко посмотрел на часы. — Проболтал тут с тобой, когда могли бы уже давно быть на месте и предаваться милым забавам на траве.
В чем нельзя было отказать кандидату Елесенко, так это в честности и откровенности.
Оля ждала, всем своим видом давая понять — лучшее, что мог сейчас предпринять Иван Степанович, — мирно удалиться. И, несмотря на циклопические размеры и грубоватость, он чувствовал обертоны настроения. Понимал чаяния молодежи.