Дилетант - Страница 82

Одобрительный гул пронесся по толпе. Появился кумир агрессивной молодежи, полковник Кукишев. Серебристые усы топорщились, глаза грозно сияли, военная форма смотрелась на нем эффектно. По правую и левую руку от полководца виднелись здоровенные качки-телохранители со свирепыми мордами пит-бультерьеров — с такими лицами только газ в камере включать. Кукиш взгромоздился на трибуну и с места в карьер пошел крыть неприятными словами все, что попадалось на язык. Особенно досталось, ясное дело, демократам и евреям. Его речь, явно неподготовленная заранее, строилась по принципу «что вижу, то пою», он перескакивал с предмета на предмет, как циркач, повторялся, не жалел острых приправ, злоупотреблял риторическими вопросами и широкомасштабными обвинениями. Он орал громче, чем орут ведущие развлекательных телепередач. Он ненавидел всех, кроме себя. Толпа отвечала восхищенным безмолвием.

— Фашизм базируется на социальном фундаменте, — тоном учителя истории объяснил Лео. У себя в Америке он видел множество демонстраций. Манифестации устраивали нацисты, пацифисты, феминистки, транссексуалы, жертвы сегрегации, кактусоводы, безработные шахтеры, хиппи, поэтому собрание неофашистов не вызывало у Лео отвращения. Он наблюдал за происходящим со спокойным интересом исследователя. Америка своей разношерстностью и спасалась, а в России с ее упоенностью идеями и способностью любой маразм довести до логического завершения подобные ритуальные пляски вселяли ужас пополам с брезгливостью. — Известный факт, например: когда в южных американских штатах падал урожай хлопка, сразу же увеличивалось число линчеваний. У белых дела шли хуже, они начинали бить негров — словно негры отвечают за плодородие почвы, дождь, энергичность насекомых-вредителей. Вот и у вас. Жизнь становится все хуже и хуже, и начинается поиск виновных.

— Во-первых, я бы не сказала, что жизнь становится все хуже, мой ученый кролик. Во-вторых, скажи мне, пожалуйста, какое общественное явление не базируется на социальном фундаменте?

Яростный полковник продолжал излагать свои планы спасения России от всякой заразы.

— Именно в таком возрасте мужики и начинают беситься, — задумчиво сказала Маша и сунула в рот жвачку. — Если у них не стоит. Желания — море, но барьер в сорок градусов непреодолим. Что тогда остается? Сублимировать и искать виноватых в среде оппонентов. А при чем тут оппоненты? Что они могут? Плечо подставить?

Взяв за основу гипотетичную и, возможно, неверную предпосылку, Маша соорудила целую конструкцию и к концу своей речи уже нисколько не сомневалась, что Кукишев — несчастная жертва полового бессилия. То есть Маша использовала прием того самого словесного жонглирования, которым в данный момент увлекался на трибуне полковник.

Наверное, она высказалась чересчур громко. Несколько парней оглянулись и хмуро обшарили Машу взглядом. Та удивленно замерла с надутым резиновым пузырем на губах — да, конечно, иногда мужчины смотрели на нее яростно. Но не пять человек одновременно.

— Ну-ка, сваливайте отсюда! — прошипел один из юношей. Его тон предполагал, что сейчас он достанет из-за пояса кольт и изрешетит журналистку и ее спутника.

— А почему? — возмутился Лео. — Мне нужно смотреть до конца и наблюдать, затем смотреть на правдивое освещение подобный факт в средствах информации.

— Нерусский, что ли? — спросил другой кукишевский приверженец.

— Я американец, — гордо ответил Лео.

— Ребята, а что вы так дергаетесь? — забеспокоилась Мария. — Что вам от нас надо? Эй, руки-то убери! Я, между прочим, в ваш чертов Шлимовск из столицы приехала и тоже должна осветить…

Несколько твердых фраз заставили Машин рот захлопнуться. Она вцепилась в Лео в поисках защиты.

Они как-то незаметно оказались зажатыми в плотном кольце. Машу и Лео плавно вытеснили из объятий толпы и отвели в сторону, под высокие сосны. Маша неудачно наступила на сосновую шишку и едва не рухнула на конвоира. А захватчики только и ждали какого-нибудь резкого движения. Один из парней вмиг утопил кулак в животе Лео Хантера, не дав ему сконцентрироваться и защититься накачанным прессом. Лео хрипло охнул. Следующий удар заставил его осесть на сухую землю, всю в зеленых иголках и ветках. Силы были явно неравны — пять «шкафов» на одного-единственного очкастого стажера и стройную московскую журналистку. Машу, видимо, берегли на десерт.

— Эй, вы что! — заорала она, выкручиваясь. — Перестаньте! Да что же это такое?!!

Она тоже получила по очаровательной физиономии и улетела под юную сосенку. Беднягу Лео пнули еще несколько раз и оставили в покое.

Растерзанные любовники со вздохами и стонами, опираясь друг на друга, поднялись с земли.

— Лучше бы мы остались дома! — зло бросила Маша. — А ты — митинг, митинг! Дался он тебе. Лежали бы сейчас на диване, радовали друг друга.

— Почему они нас избили?

— Потому что ты мордой не вышел.

— Я? Мордой? Значит, я во всем виноват?

— Естественно.

Лео надолго задумался над особенностями своей внешности, так не угодившей резвым паренькам. Маша усердно замазывала темно-вишневой помадой разбитую губу.

На самом деле ребятам, взбодренным трубным ревом полковника, нужно было просто выпустить пар. И под руку попалась белобрысая болтливая красотка и ее спутник.

У Лео внутри что-то отрывалось и падало, отрывалось и падало, но он стойко переносил неприятные последствия митинга. Валялся на диване с мокрым полотенцем на груди — там, где виднелись два ярких кровоподтека. Маша сидела рядом и смотрела видеозапись передачи с участием полковника Кукишева.