Дилетант - Страница 107

107

Неприкаянный Лео слонялся по пустой квартире. Маша никак не возвращалась. Она возникла на пороге только в одиннадцать вечера, и вид у нее был шикарный — смело на постер «Плейбоя». То есть одежда с развратной красавицы никуда не делась и вполне сносно прикрывала хозяйку. Но вот глаза! Маша предусмотрительно отвела их в сторону, чтобы Лео не полыхнул, как бензиновый факел.

Американец все понял. Его реакция была естественна для мужчины, но как-то не по-американски яростна. Короче говоря, Лео с размаху залепил Маше пощечину. Бесстыдница отлетела к стене, стукнулась головой о вешалку да к тому же попала под град щеток, зонтов и обувных ложек. Лео раскаялся раньше, чем Маша поняла, что произошло.

— I'm sorry, Masha, I'm sorry! Прости меня, прости, — заголосил он. И теперь это было вполне по-американски. Русский мужик еще бы и ногой добавил.

— Ну и денек! — сказала Маша, с трудом выбираясь из-под вешалки. Один отбрил, третий попытался убить.

— А второй? — спросил снизу Лео. Он пресмыкался в ногах у Маши, вымаливая прощение.

— Второй, — улыбнулась Маша. — Не скажу. А то ты мне, не дай Бог, череп разнесешь. А я еще не дописала статью.

Глава 52

Вадим и Валерка сидели перед телевизором и смотрели показ мод. Бесконечные вереницы тощих и длинных манекенщиц тянулись по подиуму. Каждая являлась обладательницей шикарного бюста, что при их худосочной комплекции казалось чудом природы. Эти круглые, идеальные возвышенности, которые или вовсе не были прикрыты одеждой (модная тенденция), или откровенно светились под прозрачной тканью, примиряли Вадима с кислыми физиономиями моделей. В девушек словно только что влили по стакану лимонного сока.

— Тебе нравятся эти бабы? — спросил Вадим подопечного.

Ребенок сидел у него на колене и шкрябал двумя нижними резцами красное яблоко. Два зуба — это все, чем он мог сразиться с фруктом.

Валерка внимательно посмотрел в телевизор, но ничего не ответил. Он еще плохо разбирался в женских бюстах (знаком был пока только с одним Олесиным). Яблоко интересовало его куда больше.

— Глупый ты, — вздохнул Вадим. — И говорить не можешь.

Ему основательно наскучило сидеть взаперти. С младенцем они, конечно, жили душа в душу, но собеседником детеныш был никаким. «Мамма» и «бабба», которые он мог предложить слушателю, звучали, конечно, очень мило, но не влияли на ход диалога. Вадим подумывал уже о том, а не прогуляться ли ему куда-нибудь, хотя бы в магазин или в ночной бар, пока малыш будет храпеть в своей корзине.

— Так и сделаем, — решил Вадим. — При первом же удобном случае. Правда, мужик? Эй, шкурку-то не ешь, подавишься! Реаниматор из меня хреновый. Я в прямо противоположной области практикуюсь…

Валерка привалился спиной к животу Вадима, задрал голову и ткнул яблоком в подбородок киллера.

— Ну, спасибо, спасибо, зайчик! Делишься с папулей, молодец! просюсюкал тот.

Увидев подобную картину, Платон, давший Вадиму задание похитить Олесю и ребенка, определенно решил бы, что киллер слегка тронулся умом. Перегрелся в душной квартире.

Пиджак от Гуччи, карденовский галстук, роскошные цветы из дизайнерского центра флористики, упакованный в коробку изысканный ужин из ресторана — Иван Степанович волновался, как мальчик. Оленька, смолотив за неделю тонну подарков, наконец согласилась принять его в своих апартаментах. В кафе или бар им вход был заказан: Елесенко, известный в городе донжуан, сейчас, накануне выборов, напряженно изображал из себя примерного мужа и папашу. Имиджмейкер посоветовал. Как будто наивная предвыборная маскировка могла ввести кого-то в заблуждение.

Оля встретила его в платье, которое Иван Степанович сам ей подарил. Полосы белого трикотажа чередовались с тончайшей прозрачной материей: одна полоса прикрывала грудь, другая — бедра, третья — колени. Все остальное сияло наготой. Один пупок едва не отправил Елесенко вслед за его противником Сувориным — на больничную койку в кардиологическом отделении. Темная родинка на белой шее ждала поцелуя. Иван Степанович чувствовал, что сходит с ума. Девочка была бесподобна.

— Друзья зовут меня Шушу, — призналась Оля уже в спальне. — Зовите так и вы…

Елесенко увидел свое отражение в огромном зеркале платяного шкафа у окна. На его щеках пылал апоплексический румянец. Но могучий торс, бицепсные руки, талия — все было в норме.

— Я люблю, чтобы был свет, — сказала Оля. И Елесенко замер от восторга. Как он мог возражать? Люстра под потолком и плафоны на стенах ярко вспыхнули.

Под покрывалом между двумя подушками Иван Степанович заметил плюшевые заячьи ушки на веревке.

— Что это? — удивился он.

Оля засмеялась и приладила ушки себе на голову.

— Сегодня нашла среди тряпок. Я в них на утреннике в детском саду зайчиху изображала.

— Какая чудесная зайчиха! — восхитился Иван Степанович. — Дай-ка, я тоже примерю.

Когда он обернулся к Шушу с заячьими ушами на темени, она покатилась со смеху.

— Мне идет? — серьезно спросил Иван Степанович и заглянул в зеркало. Определенно идет!

«Он не лишен чувства юмора, — подумала Ольга. — Да и вообще…»

Четыре часа господин Елесенко подтверждал свою репутацию секс-символа. Надо отметить, что к концу визита Олино отношение к Ивану Степановичу было намного лучше, чем вначале.

Глава 53

Собираясь снова за билетом, Олеся обменяла в буфете мешок денег (звенящие монеты соседствовали в пакете с мятыми бумажками) на несколько элегантных купюр. Так как на Олесе не наблюдалось карманов, деньги лежали в Варварином паспорте — сотня, полтинник и четыре десятки. Сто девяносто рублей, на билет и комиссионный сбор. На сдачу (шесть тридцать) Олеся собиралась закатить прощальный ужин для Елизаветы Федоровны и Вари.

107