Неподалеку от кассы на нее налетел парень с авоськой и едва не сбил с ног.
— Вам в Олимпиаде участвовать, молодой человек, — недовольно сказала Олеся. — С такой-то резвостью!
— Простите, девушка, опаздываю, — воскликнул юноша. И помчался дальше.
Олеся размяла ушибленный локоть и пристроилась в хвост короткой очереди — в кассу номер три. Она медленно двигалась в сторону окна, но не видела ничего вокруг. Перед глазами витали лица ее любимых, она предвкушала встречу с ними.
«Наверняка уже не надеялись меня увидеть! — думала Олеся. — Бедные! Досталось вам! Но и мне тоже. Как Одиссей после двадцатилетнего вояжа, я возвращаюсь домой. Рассказ о моих злоключениях будет длиться, наверное, неделю. Никитишна изойдет слезами, Игорь и папа не перестанут удивляться, каким образом их изнеженная девочка преодолела все барьеры на пути в Шлимовск. Расскажу о том, как я мыла полы, окна, драила котлы, отлавливала собак. Ведь не поверят! Не поверят, что я оказалась такой мужественной и стойкой, что я сумела преодолеть обстоятельства. А мой Валерка? Испугается мамы, словно не видел меня месяц, а не одиннадцать дней. Глупыш. Как я соскучилась!..»
— Один плацкартный до Шлимовска, — радостно сообщила она кассирше. И раскрыла паспорт, чтобы достать деньги.
— Один плацкартный до Шлимовска, — повторила вслед за Олесей кассирша. — Нижнее место или верхнее?
Олеся не отозвалась. В паспорте лежали пятидесятирублевка и четыре десятки. Сотни не было.
— Неужели мы будем шантажировать такого крупного зверя? — неуверенно спросила Ольга. Она рассматривала фотографии, сделанные Сергеем с видеопленки. Иван Степанович Елесенко был чрезвычайно симпатичен с белыми заячьими ушками на голове.
— Мы — нет, — ответил Будник.
— Я боюсь, Сережа!
— Ты всегда так говоришь. И ничего не происходит. А сейчас мы сильны, как никогда. Не забывай, сколько у Елесенко конкурентов в этой предвыборной кампании. Он их в своей газете «Уральская новь» утюжит бронетранспортером. Кто-нибудь обязательно захочет приобрести эти фотографии. Для личной коллекции. Адреса мы знаем, я запомнил, когда снимали передачи.
Они лежали на кровати — на той, которая являлась своеобразной съемочной площадкой. В качестве актеров здесь выступили уже около десятка несчастных, и ни один из них не попытался разделаться с шантажистами. Темперамента мужчин хватало лишь на то, чтобы блеснуть перед видеокамерой своими сексуальными возможностями. Увидев фотографии, они сразу утрачивали энергию и задор и думали только об одном — как бы кассета с их художествами не попала в руки жене, или — еще ужаснее! — в розничную торговлю.
Оля ела клубнику из банки, пальцы и губы у нее были в красном соке, а язык — ярко-розовым. Сергей влюбленно наблюдал за прожорливой подругой.
— Все-таки удачно вышло, что Елесенко сам обратил на тебя внимание. Инициатива исходила от него.
— Да еще какая!
— Значит, сам во всем и виноват.
— А он не заявится ко мне за разъяснениями?
— На всякий случай я уберу пока видеокамеру и заменю тонировку на зеркало.
— Столько работы!
— Игра стоит свеч, Шушу. Не забывай, какой гонорар мы получим в результате.
— Об этом я никогда не забываю, — улыбнулась Оля. — Ты сегодня ночуешь у меня?
— Хотелось бы.
— Тогда оставайся, — милостиво кивнула Ольга. — Только знаешь, в холодильнике шаром покати. Кроме клубники и хлеба, ничего нет. Купила сегодня трехлитровую банку.
— А давай закажем что-нибудь по телефону. Давай?
— Ой, это ведь дорого!
— Шушу! Ты забыла, сколько мы с тобой заработали в этом месяце?
Сергей спрыгнул с кровати и пошел звонить по телефону. Вскоре им доставили две огромные пиццы.
— У-у! — изумилась Оля, раскрывая горячую картонную коробку. Дока-пицца, нельзя не подавиться! Вкуснотища-то какая!
Между Лео и Машей вновь разыгралась военная баталия. Причиной послужил врач Никита Белкин. Перебирая в памяти очаровательные эпизоды вчерашней встречи с Машей, он вдруг загорелся желанием как-то помочь девушке в ее журналистском творчестве. И примчался в гости, хотя его никто не звал. Лео взвился, но погас под гневным взглядом зеленоглазой мучительницы.
— Не забывай, я свободна в выборе, — с интонациями вредной феминистки заявила она и широким жестом пригласила Никиту в комнату. Квартира, между прочим, принадлежала не ей, а другу Лео. Но Маша об этом и не вспомнила. Она поставила американца в чрезвычайно унизительное и двусмысленное положение, откровенно заигрывая с врачом.
Лео молча терпел издевательства, приберегая семейную сцену на потом. Он не был настолько продвинут в своих убеждениях, чтобы радостно принять Никиту третьим номером в их брачный союз с Машей. Лео хотел владеть белобрысой нахалкой безраздельно. Журналистка, впрочем, заигрывала с Никитой совсем не потому, что желала продолжения интриги. Ее вчера обидел Шведов, она теперь мстила, как могла, всем подряд.
А врач и не предполагал, что у Маши в заначке есть еще один любовник. Он подобрал девушку, злую и недовольную отказом какого-то таинственного идиота заняться с ней сексом. Никита наивно решил, что красивая блондинка в данный момент пребывает в состоянии несчастной любви.
— После того как мы с тобой… — начал Никита, но осекся.
Лео хмыкнул, встал и гордо удалился на кухню. Маша тут же перестала строить глазки Белкину и посмотрела на него не очень-то приветливо.
— Маша, я не знал, что ты не одна, — сказал врач.
— А почему я должна была быть одна? — нервно спросила Маша. Мужчины сейчас ее раздражали. Никита немного подсократил размеры ущерба, причиненного Машиному самолюбию Игорем Шведовым, но все равно рана была свежа.