— Лучше ты расскажи, как живешь, какие у тебя изменения в жизни?
— Вот, в Америку приглашают, — без энтузиазма ответил Дмитрий. — Вы знаете, я работаю программистом в «Шлимовском» и на полставки преподаю в универе…
Суворин подбадривающе кивнул.
— …И когда в университет приезжали американцы, один тип заинтересовался моими разработками по… ну, не важно. Такое заковыристое название. Оказалось, этот мужик работает в крупной компьютерной компании, доложил начальству о шлимовском открытии, обо мне, значит, и на днях я получил приглашение. Контракт на год. Зарплата сначала средняя, по их меркам, потом, смотря по эффективности моего труда, будет больше. Готовы предоставить двухэтажный особняк для семьи. А семьи-то у меня и нет.
— И что же? Не поедешь?
— И целый год не увижу Олесю?! — воскликнул Дима. — Нет! Я так не смогу.
— Глупый ты, — вздохнул Валерий Александрович. — Тебе карьеру надо делать, а у тебя все дурь в голове. Много на свете прекрасных девочек и кроме Олеси.
Мужчины не успели развить тему, так как новый визитер постучал в дверь. Смерть от одиночества явно не грозила Суворину.
Это была Маша Майская.
— Хэлло, мальчуганы! — сказала Маша, появляясь в комнате. — Не приглашаете, Валерий Александрович, а я сама пришла, — добавила она. Тон предполагал, что а) Суворин безмерно счастлив ее видеть, б) Маша знакома с мэром Шлимовска по крайней мере пятнадцать лет.
Потрясенный Дима, который ходил в прихожую открывать дверь, вернулся следом за Марией. Он во все глаза пялился на загорелую блондинку, появившуюся словно иллюстрация к последней фразе Суворина о «прекрасных девочках».
И Маша, надо отметить, пристальнее рассматривала фактурного юношу в гостиной мэра, чем самого хозяина квартиры. Уверенно она добралась до кресла, плюхнулась в него. Закинула ногу на ногу и достала из сумки блокнот, ручку, диктофон. В радиусе пяти метров от Маши распространялось напряженное биополе, оно, как зонтом, накрыло мужчин, заставив Суворина ощутить некоторый прилив жизненных сил. Здоровый и молодой Дима и вовсе забился в радостной лихорадке.
— Как насчет интервью? — деловито осведомилась Маша и уставилась на главу города наглым зеленым взором.
— Маша, понимаете, я сегодня не расположен к…
— Нет! — перебила мэра журналистка. — Нет, нет, нет, нет и еще раз нет! Валерий Александрович, я уже знаю о вас столько всего хорошего, что вы просто не имеете права так жестоко со мной поступать!
— Да я…
— Отказом вы меня убьете. Вникните, пожалуйста, в суть вопроса. Я в командировке. При исполнении. И если завтра я по факсу не отправлю статью в Москву, вы даже и не представляете, что сделает со мной кровожадный редактор газеты.
— Маша, я…
— Да мне просто и в столицу нельзя будет вернуться! Вы не знаете, каков мой редактор! В гневе он страшен! Он распнет меня, голую, на двери кабинета в качестве мишени и будет упражняться в искусстве метания дротиков. Вы этого хотите?
Слышал бы бедный Аркаша Гилерман, что говорит о нем лживая красотка Мария Майская! А Суворин и Дима, очевидно, тут же представили, как будет смотреться голая Маша на двери кабинета. Если бы кардиолог Валерия Александровича знал, отпуская мэра домой, какой дьявольский раздражитель ждет его там, то он прибинтовал бы Суворина к электрокардиографу и никуда не отпустил.
— Поэтому жду с нетерпением вашего рассказа о свершениях и подвигах. О стабильных выплатах учителям. О сокращении аппарата управления. О бесплатном проезде на общественном транспорте. О строительстве дорог. О детских пособиях. И о всей остальной фантастике.
— Маша, я сегодня…
— Сердечко пошаливает? Мне сказали. Ничего, копыта не отбросите. В вашем-то юном возрасте.
— Да нет, я хотел…
— Но самый главный вопрос — об Олесе. Какие новости?
Суворин молниеносно подобрался, в его взгляде проскользнуло выражение крайнего неудовольствия.
— Вы и об этом знаете?
— Да, — призналась Маша. — И искренне вам сочувствую…
Когда через два часа журналистка покинула апартаменты мэра, на улице ее ждал высокий, немного квадратный и темноглазый Дима. Она и не мечтала, что случайно встреченный в суворинской гостиной сексапильный мальчик дождется ее освобождения, и откровенно выразила свою радость.
— Взяли интервью? — почтительно спросил Дима. Он смотрел на Машу сверху вниз. Учитывая, что в дополнение к шикарному росту провинциал обладал выразительным, симпатичным лицом, а ежедневные упражнения с гирями и гантелями приближали его характеристики к шварценеггеровским параметрам, ясно, почему Маша, любительница мужчин, тут же ухватила юношу под ручку и бросила на него свой самый чувственный и обворожительный взгляд. Будь Дима фруктом, яблоком например, в застойные времена его непременно отправили бы на Выставку достижений народного хозяйства — таким отборным, выдающимся продуктом природы он являлся. Несокрушимое здоровье сквозило из всех щелей. Даже годы, проведенные перед компьютерным монитором, не испортили Димино зрение и не искривили его позвоночник. Как же Маша могла пропустить сей фантастический экземпляр? Она страстно и беспощадно обрушилась на парня всей силой своего обаяния.
Но Дима держал Машину руку на своем локте как-то скованно и напряженно. Особого энтузиазма он не излучал. Он только надеялся выведать у столичной журналистки какие-нибудь известия об Олесе — вдруг Суворин оказался с Машей более откровенен, чем с ним?
— Что он вам сказал?